Свои, нашенские, российские евреи соткались на Руси в екатерининские времена, по ходу разделов и разделок Речи Посполитой. Просвещенная императрица, корреспондентка Вольтера, а также ее династическое потомство окружили евреев неслыханной заботой: и в бантустан «черты оседлости» размещали, и от земледельческого труда ограждали, и в армию в подростковом безусом возрасте по 25-летним контрактам («кантонисты») забривали, и к университетам только по процентной норме подпускали — и многое другое в том же духе.
Предыстория
А антисемитизм российский был уже тут как тут! Он сложился еще до Екатерины и тренировался на иноподанных евреях. Простершись по всему сословному спектру империи — от крепостного и лабазника до царя-батюшки, он был повсеместно растворен в ментальной почве страны, — подобно тому, как грунтовые воды стоят или текут в ее натуральной почве. Где-то уровень этих вод был повыше, а где-то, как в Грузии, может, и пониже, но сама эта «влага» — не отнять! — наличествовала везде, только копни.
Принято классифицировать антисемитизм по его статусности — государственный, корпоративный или индивидуальный (то есть личный, бытовой). В России всегда доминировал и крышевал государственный, без него обходились от силы с полвека с небольшим — в ленинско-сталинское двадцатилетие в 1917-1939 и в ельцинско-путинское тридцатилетие в 1991–2022 гг. Бытовой же и вовсе неистребим, но, покуда он только вербален, с ним еще можно, переругиваясь или помалкивая, уживаться.
Согласно мониторингу исследовательского центра «Сова», уровень бытового антисемитизма в постсоветской России сравнительно невысок. В этом есть скромная заслуга и товарища Путина: в отличие от большинства российских правителей, лично он не антисемит, что действовало на часть его поданных дисциплинирующе.
По-настоящему же страшен антисемитизм корпоративный: именно он, в сочетании с ослабевшим или «отвернувшимся» в нужный момент государством, — оператор кровавых еврейских погромов. Погромщики же особенно ценят в своем деле безнаказанность, отчего предпочитают быть в заведомом большинстве — и чтобы жертву им, как в мандельштамовской «Четвертой прозе», шестеро-семеро за руки — за ноги держали да приговаривали бы: «Вдарь же, Васенька, вдарь!». Натыкаясь на самооборону или на упреждающий окрик начальства, погромщик скукоживается и ретируется, кулачки его разжимаются, а рот на залипках сбавляет громкость и расплывается в улыбочке…
В этой классификации антисемитизма упущено одно — и, быть может, важнейшее — основание: религиозно-культурный субстрат. Все вышесказанное относится, условно говоря, к христианской платформе антисемитизма с ее обветшалыми наветами в распятии Иисуса, ритуальных убийствах и отравлении колодцев. Даже ужаснувшись себе самому в своей кульминации — в Холокосте, этот антисемитизм, разумеется, не исчез, но явно растерял пассионарность ненависти к так и не исчезнувшему народу.
Совершенно иная культурная платформа и динамика у антисемитизма исламского. На то, чтобы быть или слыть религией любви, ислам и не претендует, но статус «зимми», то есть презренных чудаков, уклоняющихся почему-то от истины пророка, евреям-яхудам он канонически гарантирует. А с ним и наиглавнейшее — личную неприкосновенность и свободу вероисповедания.
Опция присоединения к «умме», то есть конвертация, держалась для яхудов всегда открытой, а вот обратный маршрут не признавался настолько, что карался смертью. В бренной реальности гарантии для «зимми» соблюдались не всегда, и тогда альтернативой переходу в ислам могло оказаться даже не изгнание, а смерть — скорее всего, мученическая. Такую же смерть сулили яхудам и многочисленные погромы, резко участившиеся в XIX веке, при османах. Время от времени резня добиралась и до других «зимми» — греков, армян или курдов, — но утешением это не служит.
Если в сурах Корана образ еврея рисовался разными красками, то в хадисах (изречениях пророка) — почти сплошь черными. Один такой хадис — с призывом искать и уничтожать евреев всегда и везде — слово в слово воспроизведен в уставе ХАМАСа, как и призыв к уничтожению государства Израиль. Свой энтузиазм и верность уставу эти нелюди продемонстрировали в «черную субботу» — 7 октября. Лютая ненависть к Израилю, самоубийственно расколотому надвое внутренней усобицей, соединилась с дьявольским коварством атаки и со звериным форматом убийств. (Израильтяне тогда содрогнулись, впервые за полвека не почуяв под собой ни армии, ни страны. Но ужаснули те евреи, кто и после 7 октября Нетаньяху ненавидят больше, чем боятся «Хамаса».)
Немыслимая жестокость и исступленный, сладострастный, фанатичный садизм как часть этого «культурного кода» сопровождают его носителей повсюду и по сей день. Выходцы из мусульманских государств, массово переселяясь в европейские страны, тянут за собой и этот «культурный код», привитый им в семье на родине и прививаемый ими своим детям уже на чужбине, например, в Европе. В таких странах как Великобритания, Италия, Швеция, Голландия, Германия и, в особенности, Франция антисемитизм уже давно стоит не на ультраправых, а на исламских ногах. Праворадикальные и постфашистские силы в них изрядно подувяли и сникли, переключив и свой страх, и свою ненависть на самих понаехавших мусульман.
(Политические лидеры ультраправых уже выходят на филосемитские демонстрации вместе с просто правыми и центристами. Левые на такие демонстрации не ходят, а ходят на антиизраильские, вместе с мусульманами. И кричат там уже не позавчерашние «Айн, цвай, драй! Палестина фрай!», а «От реки до моря!» или даже, как в Берлине, несут картонки с индульгенцией: «Немцы, вы за дедов Холокост не в ответе!»)
И мрачной бездны на краю!
Россия не только не осудила преступления «Хамаса» — она проголосовала против резолюции Совбеза ООН с осуждением его атаки и демонстративно приняла 26 октября 2023 года у себя делегацию «Хамаса». А Рамзан Кадыров, другой концентр политических импульсов в стране, обвинил сионистов в геноциде правоверных в Газе. После чего исламистские телеграм-каналы («Утро Дагестан», «Горец», «Авито Дагестан» и др.), — так уж совпало совершенно случайно, — стали дружно публиковать антисемитские призывы и адреса синагог и еврейских общин на Северном Кавказе вкупе с именами раввинов. Вбросили слух о коварных планах неких израильтян (надо понимать, горских евреев) вернуться из Израиля обратно на Северный Кавказ и густо заселить его своими семьями.
Реакция была незамедлительной. 28 октября — сотни демонстранток в Черкесске, сожженная стройка общинного центра в Нальчике, еврейский чек-аут в гостиницах Хасавюрта. И уже 29 октября, ввечеру, с полторы тысячи брадатых погромщиков, славящих Аллаха и называющих евреев тварями, без проблем и без блокпостов проделали на сотнях машин путь из «юденфрай» Хасавюрта до расположенного южнее Каспийска махачкалинского аэропорта — чтобы достойно встретить транзитных пассажиров из Бен-Гуриона!
Анализ коммуникации погромщиков указывает вовсе не на Киев как на их штаб и не на межклановые интриги, а на отчетливо иные тарикаты и локации. Искусством же собирать и науськивать тысячные толпы фанатиков фундаментальный ислам владел и до интернета: спросите у Грибоедова!
Напряженный и добросовестный, с подсветкой, поиск евреев в турбине самолета прямо отсылает нас к хамасовскому хадису: сперва найди, потом убей! И возможно, проливает свет на хамасовский бэкграунд Гитлера, коль скоро его штурмовики по ходу пивного путча в 1923 году у случайной публики мюнхенского Bürgerbreukeller тоже спрашивали документы в видах отыскать евреев. (Собирался тогда, по примеру марша Муссолини на Рим, и поход на Берлин во главе с генералом Эрихом Людендорфом, будущим теоретиком «тотальной войны», при которой все средства хороши.)
Жертвами же еврейского погрома в аэропорту стали пока сам аэропорт (ущерб на сотни миллионов) и два десятка полицейских и зевак, причем один — летально. Страшно подумать, что сделала бы толпа с евреями, когда бы их заполучила! Единственному пассажиру — израильтянину и еврею — пришлось, как во времена Великой Отечественной в немецком тылу, косить под мусульманина, чтобы не подвергать погромщиков тесту на эмпатию и гуманизм. Могли ведь и не выдержать!
Ну, а случись среди жертв именно евреи, ах как бы погромщиков, невинных дикарей, отмазывали бы потом и русский Киселев, и армянка Симоньян, и еврей Соловьев, от которого, правда, сбежали все его карманные армагеддонычи.
Полуторатысячная толпа в махачкалинском аэропорту — это часть 350-тысячной на лондонском мосту. И это совершенно новая для России колея — формат, знаменующий отныне перехват погромной прерогативы. Это вам не фейсбучный буллинг и даже не спартаковский кипеш на Манежке, а подлинное коллективное упоение — пусть не в бою, а в убийстве, хотя бы и не состоявшемся, в клинче, а лучше всего в линче, — упоение истовое, звериное, самозабвенное, беспощадное. С каковым в свое время близко познакомился умница и горемыка вазир-мухтар. И даже по-своему ультрамодерновое упоение, если вспомнить их вайфайные видосики из Негева.
Так теперь можно!
И 7-му, и 29-му октября в России предшествовало несколько других сигналов, важных для антисемитов. Вот 12 сентября Путин назвал Чубайса «Мойшей Израилевичем»: не теракт, конечно, а заплинтусный народный антисемитизм, а ля артистка Талызина с ее «Аллой Боруховной» Пугачевой. Антисемиты-индивидуалы благодарно выдохнули и, сломя голову и перекрестясь, бросились шарить по словарям еврейских имен, а после 7 октября подленько так клеймить израильскую военщину.
Второе событие — вопиющий перевод в Чечню Никиты Журавеля, 19-летнего недоросля, по дурости сжегшего в своем Волгограде Коран и выставившего всю эту дурь во «В контакте». За его воспитание и образование — в полном соответствии с «культурным кодом» — взялась Чечня, ласковый гуру.
Контактировал с ним лично 15-летний Адам Рамзанович, подвергнутый за это всяческой глорификации в виде похвал, наград, званий и рабочего места в отцовой администрации. Собственно, это и был погром в миниатюре — без малейшей возможности у избиваемой жертвы — славянина Журавеля — защищаться. Он-то и стал первым битым на этом вираже истории «евреем».
Главное в обоих случаях, как, впрочем, и в кейсе «Хамаса» в Негеве: «Ну что, народ, слышите? Видите? Сечёте? — Так теперь можно, народ!». Только если «Мойша Израилевич» снял предохранитель с языка, то есть с застоявшегося в соцсетях личного антисемитизма, то наследник Чечни и защитник ислама Адам — снял его с кулака. А «Хамас» — с ножа и калашникова!
С приездом!
Мне повезло в жизни. С крошечным экспедиционным отрядом я в 1970-е годы объездил весь Дагестан. И первою фразой, какую я слышал на дастархане в центре любого аула, было: «С приездом!»
То же можно теперь сказать и о российском антисемитизме.
Только что это за антисемитизм за такой теперь?
После смерти Сталина и до сей поры он, казалось бы, прочно стоял на православных или на светских ногах. Эдакий заскорузлый, подлый и трусоватый антисемитизм-лайт, позабывший даже классический клич — инструкцию по спасению России! Гудбай! Адьё!
Российский антисемитизм теперь влился в паневропейско-панисламский мейнстрим, и отныне у него другой адрес: поближе к хадисам и хамасам! Хэллоу энд велкам, с приездом!
Россия, похоже, и сама не рада. Оборачиваясь назад, глядя на то, как светское образование в исламских регионах Северного Кавказа было похерено и переходило к муллам и имамам, она стыдливо отводила глаза. Ну, а бороды-то растут сами.
Теперь же Москву продувает колючий салафитский ветер, и Москва понимает, что жертвами, разумеется, могут стать не одни только евреи. Северный Кавказ имеет свою историю не только антисемитизма, но и ползучей дерусификации, начавшейся еще в советские времена. А один ее яркий образчик навсегда перед глазами: дудаевская Ичкерия.
(В 1990 году армянских беженцев, спасавшихся от погрома в Сумгаите, привезли в поселок имени Калинина в Душанбе. Там к ним пришли местные таджики, вооруженные ножами, арматурой и слухом о том, что их квартиры в строящихся домах отдадут армянам. Жертв избежать не удалось.)
Среди изгнанных, взятых в заложники или убитых тогда чеченцами-ичкерийцами были и евреи, в их числе даже ректор университета, но громили и грабили все-таки не обязательно их, просто любых не-чеченцев.
До чего же хрупка ты, коленкоровая грань между «Никогда больше» и «Можем повторить»!
Первое от частого произнесения всуе стерлось в труху, а второе, отмытое от последней крови, начищено бархоткой до блеска, словно хамасовский сандаль.
